Пока в мире говорится о «шоковом» состоянии глобального рынка нефти, эксперты, оценивающие тенденции в российском ТЭК, отмечают: санкции окажут ограниченное влияние на отечественную нефтегазовую промышленность – наши компании снижают зависимость от западного финансирования, кооперации с иностранными холдингами, «подчинённости» импортным технологиям. Профильные аналитики журнала оценивают реальное состояние дел.

Ольга ЕФРЕМОВА, директор ижевского филиала БКС Премьер:

– В 2021 году Россия экспортировала около 8,1 млн барр. нефти в сутки, включая 5,3 млн барр. в виде самой нефти и 2,8 млн барр. нефтепродуктов. Из них львиная доля, 4,3 млн барр. в сутки, или 53% от общего объёма, шла в Европу. Европа объявила о своих планах полностью или максимально исключить импорт российских энергоносителей, включая нефть, газ и уголь. В частности, планируется ввести прямое эмбарго на российскую нефть, начиная с 5 декабря этого года, и на продукты нефтепереработки с февраля следующего года. Заменить российские поставки будет сложной задачей для Европы, поставки из России составляли 32% валового импорта региона, включая 30% нефти и 38% нефтепродуктов.

Потребности России очевидны: столкнувшись с надвигающимся эмбарго Европы на нефть, Москва должна найти на замену новых крупных покупателей. Вероятным альтернативным рынком должна стать Азия, и ряд стран в регионе вполне готовы покупать российскую нефть, особенно с учётом текущих больших дисконтов на Urals. Любая карта сразу делает очевидным: главным направлением увеличения экспорта должен стать Китай. Изучение ситуации в этой стране показывает, что Пекин, вероятно, с радостью воспользуется возможностью законтрактовать на долгий срок значительно более крупные поставки российской нефти.

Экспорт нефти из России в Китай в 2021 году – 1,7 млн барр. в сутки, или 20%, из которых 1,6 млн барр. в сутки приходилось на сырую нефть.

 

Нефть в Китае – 2021 (млн барр.\сутки)

Своя добыча

4,0

26%

Импорт

10,5

68%

Рост объема при переработке

0,9

6%

Потребление

15,4

100%

 

Для Китая увеличение импорта нефти из России в первую очередь – диверсификация поставок и снижение зависимости от морских перевозок с Ближнего Востока.

Учитывая данную задачу, видим необходимость в строительстве новых инфраструктурных проектов, например, ещё один крупный трубопровод к Тихому океану в качестве стратегической диверсификации.

С нашей точки зрения, российский нефтесервисный сектор не пострадает так сильно, как думают многие наблюдатели, особенно те, кто работает за пределами России. Отмечу несколько моментов. Российские нефтяные компании и поставщики услуг более чем способны бурить качественные горизонтальные скважины и заканчивать их многостадийным ГРП (гидравлический разрыв пласта). Международные провайдеры не полностью ушли из России. Похоже, что только BakerHughes нарушила несколько контрактов, но она продаёт свои активы местному руководству, как и Halliburton. Schlumberger рассматривает этот шаг.

Между тем большинство активов (буровые установки, парки ГРП) работают в обычном режиме.

Некоторое оборудование, получаемое за пределами России, необходимо будет заменить местными вариантами или за счёт параллельного импорта из Китая и т. д. Однако Россия готовится к этому, как минимум, с 2015 года. В России производится всё больше оборудования для ГРП, бурения и т. д. ТМК, например, уже вошла в тройку лидеров по производству бурильных и обсадных труб (включая собственную линейку премиальных соединительных труб для горизонтальных скважин). Российские и китайские буровые установки уже являются доминирующими для многих компаний. Российское программное обеспечение для гидроразрыва пласта и гидродинамического моделирования завоёвывает популярность несколько лет.

И ещё один момент. Оффшорные проекты пострадают больше всего, наземные будут гораздо более независимыми.

Антон СОКОЛОВ, независимый эксперт, Санкт-Петербург:

– Негативное влияние внешних факторов на российскую нефтегазовую отрасль недооценивать не стоит, даже несмотря на то, что основные объёмы отечественных нефти и газа добываются всё же на суше, а в отличие от шельфовой или морской добычи, это направление не столь зависимо от зарубежных технологий. Действительно, крупные российские вертикально интегрированные компании, ВИНК, серьёзно озаботились вопросом импортозамещения ещё в 2014 году, когда впервые возникла потенциальная угроза отказа в зарубежных технологических решениях. Да, к сегодняшнему дню российская промышленность вполне способна создавать сложное промысловое оборудование, например, роторные управляемые системы, без которых невозможно бурение скважин сложного профиля, позволяющих разрабатывать залежи с трудноизвлекаемыми запасами. Но не стоит забывать о том, что системная работа внутри пусть даже крупных и связанных с государством компаний не может заменить системную работу самого государства по формированию импортозамещения.

В значительной степени санкции скажутся на ИТ-решениях. Доля иностранного ПО остаётся достаточно высокой, а в отдельных сферах критической, при этом нефтегазовая отрасль, несмотря на кажущуюся косность и меньшую, по сравнению, скажем, с банковской сферой, степень проникновения цифровых решений, является главным их потребителем в российской экономике. Продолжительное существование в условиях доминирующего положения на рынке западного ПО привело к тому, что отечественные продукты зачастую оказываются недоработанными, плохо приспособленными к интеграции с другими решениями в цифровом контуре современной ВИНК. Но и здесь не всё так мрачно: появились очень серьёзные игроки и продукты в области геомоделирования, кроме этого, основные российские мейджоры давно формируют свои цифровые контуры на основе собственных решений. Если посмотреть на крупные российские предприятия нефтяной сферы, можно сказать, что они вполне успешно конкурируют с ИТ-компаниями в борьбе за высококвалифицированных программистов.

Отдельные проблемы, конечно, возникнут после ухода «большой четвёрки», крупнейших зарубежных нефтесервисных компаний. Их доля на отечественном рынке услуг нефтесервиса была как будто невелика, около 15%, но они помогали решать задачи на тех участках, где исторически у отечественной нефтедобывающей отрасли не был накоплен значительный опыт, например, в морском бурении. Нельзя недооценивать и вклад зарубежных нефтесервисных компаний в реализацию проектов, характеризующихся высокой сложностью как с геологической, так и с технологической точки зрения. С другой стороны, в структуре международного бизнеса сервисных компаний российский рынок не настолько мал, чтобы им можно было пренебречь, – скорее всего, будут найдены варианты работы через третьи страны.

Что касается наполнения бюджета, основные поступления от нефтегазовой отрасли связаны со специфическими налогами и экспортными пошлинами. Специфических налогов два: относительно новый налог на добавленный доход (НДД) и более традиционный налог на добычу полезных ископаемых (НДПИ). НДД – это налог на финансовый результат, то есть на тот дополнительный доход, который компания получает от продажи нефти, а НДПИ, по сути, представляет собой сырьевую ренту в пользу государства, поскольку уплачивается, например, с каждой тонны добытой нефти, которую ещё нужно кондиционировать до качества товарной, где-то хранить, кому-то продать, каким-то образом транспортировать до потребителя. То есть понести определённые расходы, которые НДПИ не учитывает. Не буду углубляться дальше, отмечу лишь, что НДПИ по-прежнему остаётся основным налогом в отрасли, а НДД применяется в достаточно ограниченном объёме. Соответственно, пока не снижается добыча, уровень налоговых поступлений от НДПИ остаётся практически неизменным. Текущий момент создаёт определённое давление на потенциальный уровень добычи в ближне- и среднесрочной перспективе, поскольку значительную долю основного для нас европейского рынка мы потеряем. Не стоит думать, что этого бы не произошло, не начни мы СВО. Призывы снизить зависимость от российских энергоносителей звучали в Европе постоянно на протяжении последних двух десятилетий. Причина для беспокойства у европейской бюрократии, конечно же, была – зависимость ЕС от энергетического импорта превышает 60% от общей потребности в энергоносителях, половина этого импорта обеспечивалась российскими поставками.

Если рынок нефти в силу его глобальной природы регулировать и администрировать затруднительно даже такой структуре, как ЕС, попытки управлять европейским рынком природного газа предпринимаются постоянно. Главным инструментом этого выступали так называемые «энергопакеты», комплексы нормативно-правовых актов, направленных на либерализацию энергетических рынков ЕС. Либерализация в этом случае выступает синонимом крайне жёстких антимонопольных мер, которые принимаются в отношении вертикально интегрированных нефтегазовых компаний, с тем чтобы ослабить их контроль над транспортными и распределительными сетями.

Помимо борьбы с корпорациями, а точнее лишь с одной российской, ЕС намерен противостоять добыче нефти и газа в Арктике. Еврокомиссия, например, продолжает работу по формированию и внедрению международных правовых обязательств, направленных не только на прекращение добычи углеводородного сырья в Арктике и прилегающих регионах, но и на препятствование торговли таким сырьём на мировых рынках. Поскольку южные границы Арктики – вопрос крайне дискуссионный, а в материалах ЕК нет точного указания на то, до какой широты распространяются «прилегающие к Арктике регионы», в существующей логике в отношении России вполне можно предположить, что вне закона могут оказаться нефть и газ не только нашего арктического шельфа, но и материковых месторождений Ямало-Ненецкого и Ханты-Мансийского автономных округов. На них приходится около 60% всей отечественной добычи нефти и газа.

Громко анонсированное и широко обсуждаемое в западных и отечественных СМИ введение предельной цены на российскую нефть со стороны стран G7 также вызывает ряд вопросов, поскольку не ясен ни механизм ограничения, ни возможные рестрикции за его несоблюдение третьими странами.

Логика G7 понятна: существенно сократить размер доходов от экспорта российской нефти, не сокращая её объёма на рынке. В теории сокращения добычи произойти не должно, но нельзя не учитывать достаточно низкую маржинальность нефтегазового бизнеса. В условиях работы на грани себестоимости возрастёт нагрузка на государство в части поддержки сырьевых мейджоров.

Сокращение добычи – процесс крайне болезненный. Вы помните, насколько жаркими были споры о квотах добычи в рамках соглашения ОПЕК+, действовавшего во времена ковидных локдаунов. Причина этих споров не только в упущенной, недополученной, выгоде, но и в проблемах сугубо практических, промысловых. Добывающую скважину можно остановить, но для того, чтобы вернуть её в дальнейшем на проектные уровни добычи, придётся неминуемо прибегнуть к сложным и дорогостоящим мероприятиям или даже к целому их комплексу.

В общественном сознании прочно укоренилась мысль о том, что мы легко переориентируемся с европейского рынка на азиатский, но этот процесс не произойдёт «по щелчку», поскольку экспортная инфраструктура, работающая сейчас на азиатские рынки, будет не в состоянии обеспечить транспортировку значительно больших объёмов энергоресурсов.

Отдельно стоит сказать и о нашем главном азиатском партнёре. Китай закупает нашу нефть со значительным дисконтом, по сути, мы оплачиваем некую «страховку» от возможного попадания под вторичные санкции. При введении ограничения цены на российскую нефть Китай сможет ещё сильнее давить на ценовую политику наших экспортёров, формально не присоединяясь к рестрикциям. В целом ситуация гораздо серьёзнее, чем с запретом иранской нефти. Для того чтобы убрать с рынка нефть Ирана и Венесуэлы, оказалось достаточно политической воли одних США, сейчас же эта рыночная агрессия легитимизируется через коллективную позицию G7. На наших глазах формируется очередной сырьевой картель, но не производителей и экспортёров, а потребителей и импортёров.

Делать прогнозы о том, как повлияет на рынок нефти то или иное решение, – дело неблагодарное, поскольку последние два-три года на нём правит не прагматизм, а эмоции: надежды и страхи. Общая тенденция при этом достаточно очевидна: предложение не будет покрывать спрос. Значительное сокращение, а то и прекращение инвестиций как государственных, так и со стороны институциональных инвесторов в новые проекты и в геологоразведку, принципиальная позиция ряда крупнейших банков, заключающаяся в отказе от кредитования сырьевых компаний, – это будет оказывать влияние на политику нефтегазовых компаний по всему миру в части разведки новых месторождений. Без обновления и постоянного расширения минерально-сырьевой базы предложение на рынке нефти будет устойчиво снижаться, но поскольку энергопереход от страны к стране, от региона к региону шагать будет неравномерно, высокий спрос на углеводороды будет сохраняться не только до 2035 или 2050 годов, но и в последующие годы.

Артём КОСОРУКОВ, политолог-аналитик МГУ им. М. В. Ломоносова, Москва:

– Геополитическая ситуация напрямую затрагивает нефтегазовую отрасль России, большинство отечественных компаний на уровне закупочной политики вынужденно переходят на заключение контрактов с незападными поставщиками оборудования и активно ищут отечественных поставщиков, способных предложить им решения «под ключ» – будь то геологоразведка или глубокая переработка нефтепродуктов. Инвестиционные проекты в нефтегазовой отрасли находятся в подвешенном состоянии, как минимум, до завершения СВО и урегулирования конфликта на Украине, так как вместо западных компаний государству пришлось срочно выкупать доли их акций и дофинансировать, в частности, такие нефтегазовые проекты, как «Сахалин-2».

Российские нефтегазовые компании, по сути, учатся работать заново, потому как переориентация на рынки Юго-Восточной и Южной Азии предполагает полную перестройку логистических потоков, изменение политики ценообразования, ориентацию на отечественные технологические решения, конкурентоспособные на рынках развивающихся стран, например, в Индии, Иране, Пакистане и других новых рыночных пространствах.

Если говорить о курсе рубля, устанавливаемом Банком России, надо отметить, что он обслуживает только внутренний рынок, тогда как на внешнем рынке операции в нефтегазовой сфере происходят либо в национальных валютах, либо по установленному для совершения сделки условно долларовому курсу. В этой связи скачки курса рубля на внешнем рынке не влияют на хозяйственную деятельность российских компаний, всё менее привязанных к фондовым биржам западных стран.

Что касается налоговых доходов: российский бюджет не теряет ни копейки даже после отказа ряда стран от российских энергоресурсов, так как российские налоговые резиденты после 24 февраля даже несколько увеличили налоговые отчисления в федеральный бюджет, опираясь в том числе на высокую рыночную стоимость своего экспортного продукта.

Деловая Репутация – общественно-политический журнал, ведущее деловое издание Удмуртской республики. Выпускается с 2002 года. №1 в рейтинге деловых изданий Ижевска (по данным reklama-online.ru).