Традиционный семейный августовский отдых в этом году мы решили провести в Архангельской области. Изначально рассматривался вариант какого-нибудь красивого глэмпинг-отеля на берегу Кенозера, чтобы совершать радиальные дневные сплавы. Но обстоятельства сложились иначе: на выбранные даты закончились места. Так провидение привело нас к девятидневному сплаву по реке Мезень. И это оказалось для нас полноценным путешествием.
Старт
Мы прилетели в Архангельск на самолёте и, уделив внимание достопримечательностям города, отправились к месту старта – в деревню Усть-Кыма. Девять часов мы добирались до стоянки лодок и убедились, что не зря отказались от идеи автопутешествия: дорог там практически нет.
Организаторы сплава оказались людьми, которые занимаются восстановлением традиций северного мореходства. На верфи в Архангельске они по старинным чертежам реконструируют русское морское судно. Поэтому сплавлялись мы на традиционных плоскодонных лодках мезенках, на которых, кроме вёсел, имеется и парус.
Мы представляли себе лёгкое созерцательное путешествие, однако пройти под парусом пришлось очень недолго. Практически всё время пути дул встречный ветер, заставивший нас сложить мачту и лечь на вёсла. Однако с погодой нам всё-таки повезло: было достаточно тепло для начала августа (мы даже несколько раз купались), дождей выпало на нашу долю немного, дни стояли длинные, а активность кровососущего гнуса, по заверению местных жителей, была на минимуме.
Вся наша семья разместилась в одной лодке: мы с женой и наши сыновья 14 и 16 лет. Один человек управлял рулём, два гребца сидели по бортам на бочках, а четвёртый член экипажа отдыхал. Во второй лодке нашей флотилии шли только три человека, поэтому они не имели возможности сменять друг друга, как мы.
«Динамическая медитация»
Водный поход – это отнюдь не скучно, ты всё время чем-то занят. В первый день я как отец рьяно показывал пример сыновьям. Потом понял, что излишнее усердие ни к чему, кроме усталости, не приводит, и нашёл более простой способ управления лодкой. Я назвал это «динамической медитацией», когда «отключаешь» сознание и даёшь телу двигаться, как оно хочет. Оказывается, мышцы сами находят оптимальный режим работы, а голова при этом остаётся свободной от мыслей.
В лодке мы беседовали, молчали, наблюдали красоты природы, устраивали перекус на воде, изучали навигационные знаки и много фотографировали.
Дети, оставшиеся без Интернета, тоже выглядели вполне довольными или, по крайней мере, смирившимися. Они не только по очереди гребли, но и нашли для себя подходящие занятия на стоянках: один был ответственным за разведение огня, второй – полюбил ставить и разбирать палатки. И особенно им нравилось слушать разговоры взрослых у ночного костра.
По течению
Мезень раньше была судоходной, русло реки регулярно чистили от песка, по ней сплавляли лес. Сейчас она обмелела, мосты на реке наплавные, а на некоторых участках ходят маленькие, на один автомобиль, паромы с мотором.
В день мы преодолевали около 25 километров при скорости течения четыре километра в час. Полностью отдаться на волю волн не получалось: всё время приходилось подруливать, отыскивая судоходный фарватер, и периодически выпрыгивать в воду, снимаясь с мели.
Примерно в десять утра мы выходили на воду, спустя несколько часов хода устраивали обед и осмотр деревень по ходу движения, а в семь-восемь вечера останавливались на ночлег.
«Допустимый уровень некомфорта»
Раньше слово «поход» у меня ассоциировалось с трудностями, лишениями и жизнью впроголодь. Но сплав изменил это представление.
Водный туризм по отношению к пешему хорош тем, что можно взять на борт всё необходимое: палатки, спальники, точки, газовые плитки, любое количество продуктов и посуды. Мы привезли с собой даже френч-пресс, в котором по утрам заваривали кофе.
За девять дней маршрута несколько раз ночевали в палатках, пару раз – в жилищах местных жителей, один – в гостевом доме. А одну ночь даже провели в сельском клубе!
В деревнях нам удавалось договориться на помывку в бане, поэтому мой «допустимый уровень некомфорта» не был превышен.
Северяне
Жителей в деревнях очень мало, поэтому появление каждого нового лица воспринимается как событие. Туристов, добравшихся на машинах, вовсе называют «чудными», а прибывших по воде считают более-менее «правильными».
Мы были диковинкой для местного населения, как гастролирующие артисты цирка или что-то в этом роде. То, что мы пришли на вёслах, вызывало некое недоумение. «Вас заставили?» – спрашивали местные жители, и очень удивлялись, услышав в ответ, что мы по доброй воле девять дней гребём без моторов. Мужчины подходили, изучали лодку, с одобрением подмечали, что построил её известный по всей реке мастер Кузьмич.
Наш авторитет подкреплялся ещё и тем, что мы специально приехали издалека, интересуемся укладом жизни, архитектурой, деревенским бытом и постоянно фотографируем. Иногда нас принимали за журналистов из газеты.
Местные жители здесь отзывчивые и гостеприимные. Вот маленькая иллюстрация.
Мы причаливаем к деревне, просим показать храм. Вызывается человек, который провожает нас, открывает церковь, рассказывает историю и… приглашает к себе домой пить чай. Иногда местные жители даже спорили, кто из них поведёт нас в гости. А один мужчина принёс нам в подарок полведра огурцов. Учитывая то, что вырастить их в короткое северное лето очень нелегко, он отдал незнакомым людям что-то действительно ценное.
А раньше, как рассказал наш капитан, чужому человеку могли и воды не подать.
Деревянное зодчество
Деревни на берегах Мезени сохранили свой древний облик. Всё такое же рубленое, серое, аутентичное.
В Кимжах мы увидели мельницы-столбянки, правда, уже без лопастей. Амбар такой мельницы стоит на вкопанном в землю столбе, вокруг которого выложен сруб – ряж. Благодаря такой оси столбянку можно было поворачивать, чтобы «ловить» ветер.
Встречали мы и журавли-колодцы. Для нас это диковинка, сказочный атрибут. А там ими пользуются до сих пор, как и деревянными санями. В деревнях стоят непривычные глазу жителей южных регионов сооружения – небольшие сарайчики с трубой. Это колодцы с печкой, которую топят зимой, чтобы вода не промёрзала.
Особенно нас впечатлили деревянные избы. Традиционный северорусский дом имеет внушительные размеры, потому что объединяет под одной крышей жилище и двор. Более того, жилая часть разделена на летнюю, более просторную, и зимнюю, маленькую, которую легко было протопить в морозы. В нижней части дома находится подклеть – хозяйственное полуподвальное помещение, куда с улицы ведёт отдельная дверь.
Крыши домов венчает охлупень – конёк, V-образное бревно которого и правда оканчивается живописной фигуркой лошади, сейчас, увы, часто полуразрушенной.
Фасады домов бывают украшены декоративными балкончиками, деревянными пилястрами, наличниками и ставнями с глухой резьбой и росписью.
Эти огромные дома большей частью построены во второй половине XIX – начале XX века – во времена расцвета этих мест. Тогда край был богатым, промысловым. Активно шла заготовка леса, пушнины, рыбы. Жители держали много скота, большие стада коров, надаивали много молока. Вообще, материальная культура архангельских крестьян того времени была очень богатой, в сундуках модниц хранились и репсовые платки, и золотое шитьё.
Издревле народы Русского Севера успешно продавали свои товары иностранцам. Для облегчения общения между норвежскими рыбаками и поморами даже был придуман особый торговый язык – руссенорск.
Суровый быт Русского Севера
Архангельская область по площади равна Франции. На этом, впрочем, всё сходство и заканчивается. Европейского комфорта и обустроенности здесь нет и в помине.
Сейчас в деревнях Архангельской области живёт по 80-100 человек, в основном пенсионеры. Молодёжи работать и учиться негде. Магазины и почта работают по 2-3 часа в день. Правда, если очень нужно что-то приобрести в нерабочее время, например, как нам, то местные жители подскажут, где находится дом продавца. А он, в свою очередь, откроет магазин и продаст необходимые путникам товары.
В доживающих свой век поселениях нет школ и больниц. Поэтому для севера характерен «куст деревень» – своеобразный агломерат, в котором селения-спутники объединяются вокруг центра, где сосредоточены социальные объекты.
Дороги заканчиваются с наступлением распутицы. В одной из деревень нам рассказывали, что нынешних первоклассников будут отправлять в школу на лодке. По реке до неё плыть пятнадцать минут. А когда станет лёд и появится зимник, то учеников будет собирать школьный автобус. Из-за трудностей доставки многие школьники рабочую неделю живут в интернатах и уезжают домой только на выходные.
Медицинского обслуживания в деревнях нет, зато в состав бесплатных услуг обязательного медицинского страхования входит авиаперелёт. В условиях отсутствия дорог это не роскошь, а насущная необходимость. Быстро доставить экстренного больного в райцентр можно только на самолёте или вертолёте. За время нашего сплава мы увидели три действующих аэродрома с кукурузниками.
«Человек – термоядерный реактор»
Пока мы шли по реке, нам попадались совсем «тоскливые» селения с разрушенными постройками, обветшавшими крышами, покосившимися заборами. А встречались и «бодрые», даже как будто весёлые – отремонтированные, покрашенные.
По моим наблюдениям разница между живущей и умирающей деревней не только в наличии или отсутствии дорог, но и в людях.
В «живой» деревне обязательно есть «человек – термоядерный реактор». Это заводила, организатор, генератор и воплотитель идей.
Например, в Малой Нисогоре проживает, согласно последней переписи населения, всего 14 человек. Некоторые из них не зимуют в деревне. Но среди немногочисленных местных жителей есть Фёдор Александрович с супругой. Они – пример таких «реакторов». Ведут хозяйство, выращивают овощи, организовали мини-музей деревенского быта и летний храм. Когда мы приехали, жена Фёдора Александровича (и по совместительству хранитель ключей храма) завела нас домой, накормила, провела экскурсию, показала места, откуда открываются живописные виды для фотографий.
В Кимжах директор дома культуры организовала строительство гостевого дома и туристского культурно-музейного центра. Туда стали приезжать люди. Благодаря стараниям местных активистов деревня получила статус достопримечательного места регионального уровня, а в 2017 году стала членом Ассоциации самых красивых деревень России.
В деревне Селище жители самостоятельно организовали музей деда Мартына – местного Щукаря.
Поэтому люди – всё-таки главное звено, ответственное за процветание и развитие территории.
Во время путешествия я так и не нашёл ответа на вопрос, почему люди живут в этих местах. Почему в условиях сурового климата и отсутствия благ цивилизации не уезжают туда, где проще?
Потому, возможно, что родина лучше, чем самый комфортный, но чужой город.
Примеряя их положение на себя, понимаю, что я бы не смог там жить.
Для меня это путешествие было погружением в параллельную реальность, в затерянные миры. Наталья тоже отметила, что для неё оно оказалось экзотичнее, чем поездка в Перу или Боливию. Что касается детей, то теперь они знают, как живут люди далеко за пределами мегаполисов.
Этот сплав для всех нас стал большой исследовательской экспедицией, и я уже ловлю себя на мысли, что пора бы подумать, куда забросить себя в следующем году.
Автор фото и комментариев: Наталья Мадильян
