Здесь на 150 километров в округе никого нет. Иногда летом проплывающие мимо рыбаки крестятся, завидя маленькую деревянную церквушку, кто-то пристаёт к берегу и отправляется к единственному постоянному жителю этих мест – монаху Питириму попросить помолиться за него и близких. 15 лет назад трое друзей из Ижевска открыли в Пермском крае для нас уединённый скит и рассказали о нём миру. Недавно они вновь побывали там, чтобы ещё раз удивиться силе духа и веры простого человека.
Евгений КУЗНЕЦОВ, врач ультразвуковой диагностики, преподаватель ИГМА:
– Как много хорошего, что происходит в нашей жизни, случается из-за встреч по пятницам в кругу друзей и задушевных разговоров под сарапульскую водку. (Смеётся.) На самом деле именно так начиналось моё приключение вместе с Маратом Хуснуллиным и Андреем Русских, растянувшееся на полтора десятка лет. Во время одного из таких вечеров нам на глаза попался старый атлас СССР отличного качества и хорошей полиграфии, где мы отчётливо разглядели между Енисеем и Обью канал. Он носил название Кеть-Касский (в настоящее время высыхающий). Заинтересованные своим открытием, начали водить пальцами по карте и с удивлением поняли, что можно, оказывается, из центральной Монголии, если стартовать недалеко от Улан-Батора, доплыть до Сарапула, практически не используя сухопутный путь. Это выглядит примерно так: начинаем с монгольской реки Толы, которая впадает в реку Селенгу, та в свою очередь – в Байкал. Из самого большого озера в Европе попадаем по Ангаре в Енисей, оттуда – в Обь, из неё – в Печеру, а оттуда – в Каму. Представляете, идём мы на своей старой лодке, к нам подплывает сотрудник ГИМС (Государственная инспекция маломерных судов) и задаёт вопрос: вы откуда, отцы? На что мы гордо отвечаем: из Монголии! И вот уже Ижевск носит гордое название – порт семи морей. (Смеётся.)
Идея, конечно, абсурдная, но, согласитесь, чудо как хороша! Она не отпускала нас, и вот, порывшись в архивах, мы обнаружили, что к Первой мировой войне в Российской империи была почти готова внутренняя сеть из рек и каналов для передвижения транспорта по воде от Балтики до Владивостока. Пришедшие к власти большевики позднее завершили этот гигантский проект, построив Волго-Донский и Беломорский каналы. Получалось, что при определённых усилиях наше путешествие из Сибири в Ижевск по реке может быть вполне осуществимо. И вот мы уже делимся планами с учёными и специалистами разных уровней, задействуем все свои связи, рассказываем о возможностях, которые может дать наша экспедиция, получившая название «Великий северный путь». Нас принимают в Русское географическое общество и дают добро на эту «авантюру». А как по-другому можно назвать то, во что решили ввязаться врач, отставной подводник и режиссёр?
Соединить Европу и Азию
Подготовку к путешествию разделили на несколько этапов. В первый год оправились на полярный Урал – искать проход между Обью и Печорой. Загрузились с четырёхметровой лодкой в плацкартный вагон – не спрашивайте, каким образом – и поехали. (Улыбается.) Как мы смогли на нашем судёнышке с мощностью мотора три с половиной лошадиные силы подняться по Оби, а потом достичь верховья реки Собь, только Богу известно. Там нам открылся самый древний старый путь из Европы в Азию, существовавший ещё в IX веке. Здесь, на полярном Урале, два континента отделяет лишь перемычка шириною в 50 метров. При желании можно и до Азии доплюнуть, а можно и до Европы. Теперь на месте древнего волока – железная дорога до Лабытнаги.
В этих местах ещё до Колумба началась эпоха великих географических открытий. Здесь же, уже в эпоху СССР, она и закончилась. Все «хождения и блуждания» в тот год дали материал для создания нашего первого фильма.
Апокалипсис по-пермски
Но для нас эпоха открытий ещё не завершилась. На следующий год мы перешли к следующему этапу – поиску перемычки между Камой и Печорой, где и встретили двух отшельников, перевернувших наше представление о вере и силе духа. И когда сегодня кто-то мне говорит о чём-то невозможном, я вспоминаю тех людей и точно знаю – всё в наших силах, если веришь.
Из Ижевска на машине мы отправились на север Коми, в Троицко-Печорск. Разгрузились, спустили лодку и пошли по воде. Старая Якшинская пристань, реки Берёзовка, Вишерка, Колва, Чергань, бассейн Камы. Когда-то это был старинный судоходный путь, по которому возили хлеб из Сарапула в Заполярье. Сегодня – заросшие берега, сгнившие брошенные деревни и тюремные зоны. Картина апокалипсиса – запустение и разруха. Только природа, которую здесь почти не беспокоит человек, бессовестно хороша и прекрасна.
Вот посёлок Головной. Из воды торчат ржавые корабли. Всё брошено, только грустные бесконвойные зэки, как падальщики, собирают металлолом. Пустующая школа, разбитые окна, кругом валяются тетради и учебники. На стене висит стенгазета и панно с пионерами. В 1990-е годы здесь пытались проложить судоходный канал между Камой и Печорой. Для этого заложили несколько ядерных зарядов под землёй. Но эксперимент не совсем удался, вместо канала образовалось «атомное» озеро. Люди покинули эти места.
И вот представьте: мы плывём на лодке и среди этого «великолепия» слышим звон колокольчика. Сначала подумали, что это коллективная галлюцинация, но звон был всё громче и явственней. На берегу стоял монах и звонил в маленький колокольчик. От Перми 400 километров, за всё время, пока мы шли на лодке, нам встретилось всего пять человек, а тут – послушник! Он попросил сахар, разговорились, мужчина представился: просто Владимир. Оказывается, он здесь с 2009 года, чуть выше от него живёт другой отшельник – Питирим. Тогда у нас не сложилось поговорить с ними, но мы приехали позднее и провели в компании этих отшельников несколько дней. Результатом стал фильм «Питирим и Владимир», собравший на разных фестивалях несколько наград.
Просто Владимир
Он так и представился нам при первом знакомстве. Малообразованный, анархист по складу, с какой-то неуёмной жаждой познания и желания украшать этот мир, делая его чуточку лучше. Семья распалась. «Я изменял, она изменяла, нехорошо жили», – комментирует Владимир свою попытку создать ячейку общества. Внезапно решил пойти странствовать, чтобы дойти до моря. Ночевал в стогах. Когда однажды чуть не замёрз, оказался у стен монастыря. Он поверил в Бога сильно и искренне, как человек, которому открылась так долго скрывавшаяся от него правда. И всё же монашеская жизнь была не для него, скорее, не из-за ограничений как таковых, а из-за отсутствия личной свободы. И когда он узнал, что Питирим ушёл в скит, Владимир попросился к нему.
Они жили в километре друг от друга. Хозяйство Владимира – маленькая избушка и печь, не дающая много тепла в лютые морозы. Немудрёную кровать – несколько сколоченных вместе досок – поднимал на ремнях над полом, чтобы было теплее. Иногда мыши забирались к нему под телогрейку, и он спал вместе с ними, говорил: греем друг друга. В озере ловил щук и оставлял до осени в бочке, обеспечивая себя почти до зимы рыбой. Правда, хитрая норка иногда умудрялась лишать его обеда, таская добычу. Рассказывая о своём житье-бытье, он показывал банки с крупами, мешочки с костной мукой – сам перемалывал кости животных, чтобы потом добавлять в кашу или суп, так было понаваристее.
Владимир был как ребёнок. На кедре он «свил» гнездо, с радостью показывал нам украшенные баночками из-под пива, которые отдавали ему рыбаки, и старыми игрушками ветви деревьев в лесу. Ему казалось, что это красиво и придаёт настроение. Но его главная гордость, конечно, инструмент, сделанный из старых рельс и ржавых железяк. По какому наитию он его сооружал – непонятно. Но Владимир догадался подпилить ножовочным полотном часть рельсы, чтобы звук, издаваемый при ударе об неё, получался глубже и чище. Он с удовольствием сыграл нам свои «напевы», удивляя своей музыкальностью.
Несколько лет назад Владимир пропал – ушёл вместе со своим инструментом. Больше о нём никто не слышал.
Питирим
Когда-то предприниматель с высшим музыкальным образованием занимался строительством. Ремонтируя фасад, он упал вместе с люлькой и сломал обе ноги. Восстановление шло долго и тяжело, Питирим стал инвалидом. Находясь в больнице, у него было много времени подумать о смысле жизни и своём месте под солнцем. Стал читать об иудаизме, буддизме и, конечно, христианстве. Много раз перечитывал житие Серафима Саровского: «И вот однажды утром я проснулся и понял: не надо ничего больше искать, у меня есть моя вера».
Он пошёл в храм певчим, потом стал монахом, а позднее – настоятелем монастыря в Соликамске. Но чувство, что его место не здесь, не покидало Питирима. «Не могу я молиться Богу и думать, каким железом я покрою завтра крышу», – говорил он о своём решении уйти в скит. Административная работа мешала сосредоточиться на вере и молитве. Он отказался от своего поста и отправился в другой монастырь, в Чердынь. Вскоре один из его друзей, профессор Георгий Чагин, российский историк, этнолог и краевед, показал ему места в Пермском крае, где он сам родился и вырос. Холм, лес, озеро, небольшой дом и на 200 километров простирается безлюдная земля – именно так и рисовал себе затворничество монах. Выбор был сделан, Питирим решился покинуть обитель. Но ушёл он не только за покоем и тишиной. Ему хотелось возвести на этом месте небольшой храм, на что Питирим вскоре получил благословление. Обосновавшись на месте и подремонтировав дом, приступил к строительству небольшого храма, которому дали имя 40 Севастийских мучеников. Ему приезжали помогать монахи и прихожане, неравнодушные люди, которые, услышав об этой идее, хотели внести свою лепту. Кто-то пригнал старый трактор из соляной шахты, и дело пошло быстрее.
Сегодня храм завершён. Люди иногда приезжают сюда и просят монаха помолиться о близких и родных. Кто-то пытается остаться здесь жить, но не получается – тяжело, уезжают. Постепенно он обзавёлся «благами цивилизации». У Питирима имеются генератор, солнечные батареи, современный телефон, ноутбук. Благодаря этому у монаха есть связь и возможность общаться с внешним миром. Он в курсе всех новостей, напутствует прихожан, поддерживает их божьим словом. Сажает небольшой огород, копает картошку, выращивает овощи. Сказать, что здесь трудно, ничего не сказать: удобств нет, зимой под минус сорок, медведи… Надеяться приходится только на себя и Господа.
С Божьей помощью Питирим жив, здоров, пользуется уважением всей округи и молится за пропавшего Владимира, как за живущего теперь далеко от него человека.
