Глобальные инвестиции в водородную энергетику, ориентированные на достижение углеродно-нейтрального баланса, могут пошатнуть классику жанра – мировой рынок нефти. Ископаемому «грязному» топливу найдена «зелёная» замена в виде водородного топлива. Но эксперты пока рассуждают, насколько реально наступление эпохи водородной экономики, ухода в углеродный ноль. Свой комментарий журналу предоставил преподаватель ФГБОУ ВО «УдГУ» (филиал в Воткинске) Вадим Юхименко.
Не такая уж и «зелёная» энергетика
Бум на зелёную энергетику обойдётся миру в сотни миллионов долларов. На водород, как заменитель неэкологичных углеводородов, смотрят Европейский союз, Китай, США, Япония, многие другие страны.
В России разработан свой план развития стратегии, связанной с водородной энергетикой. Предполагается, что к 2050 году страна будет зарабатывать от экспорта экологически чистых видов водорода от $23,6 млрд до $100 млрд в год при поставках от 7,9 до 33,4 млн тонн водорода. Цифры внушительны, а насколько они не утопичны? Нужно реально смотреть на вещи и приземлять ситуацию на твёрдую почву. Допустим, возьмём Удмуртию. Как она может выглядеть в предложенной гонке за «новой энергетикой»?
Я не вижу мощных параллелей между Удмуртией как нефтяным регионом и активным пуском водородных стратегий, продвижением программ ухода в углеродную нейтральность, которые могли бы перекрыть потребность в ископаемом топливе. Нефтяная отрасль республики развивается по традиционному сценарию, и я не могу даже навскидку сказать, когда она сможет приблизиться к тому, чтобы открыть для себя «новую нефть».
Да, в мире изменились технологии, на порядок повысился уровень безопасности применения водорода, но монополия углеводородного топлива очень сильна. Тем более если мы говорим о России, «сильной баррелями», и уж тем более о регионах, для которых «зелёная» энергетика – это скорее отдалённое будущее, чем сегодняшний или даже завтрашний день.
Хотя не исключаю, что отдельные территории могут пойти по нестандартному пути и заинтересоваться риторикой водородных и других экопроектов. Например, Татарстан. Здесь есть очень важный момент – серьёзная связка «нефтяной бизнес – власть», и если они вместе посмотрят в сторону возобновляемых источников энергии, снижения значимости традиционных видов топлива, вполне возможно, что станут среди регионов так называемыми водородными лидерами.
В Удмуртии такой коллаборации нет. Да и, честно говоря, пока нет никаких условий для внедрения программ по снижению углеродного следа. Наш регион – большая прослойка отраслевых монстров (предприятий, входящих в структуру вертикально интегрированных обществ), «малышам» отводится скудная часть нефтяного пирога – 5-7% от общей цифры по добыче. И даже если руководство Удмуртии примет решение двигаться в сторону ВИЭ, водородной экономики, придётся договариваться не только с региональными нефтяными структурами, но и с топ-менеджментом, сидящим «далеко в Москве». Это к вопросу о связке «отраслевой бизнес – власть». Её у нас нет.
Другой аспект, не менее важный, а возможно, и основной – финансовый. Неясен источник средств на инфраструктурное сопровождение «зелёных» проектов. В том числе в Удмуртии. Искать поддержку в налоговых поступлениях не приходится. НДПИ теперь нет, спасти в плане финансов он не может.
ОПЕК на минус
Не могу обойти вопрос, касающийся выхода России из ОПЕК+, – истории про то, как Москва планомерно убивала нефтедоллар. В прошлом году страна отказалась от участия в программе сокращения добычи ради стабилизации нефтяного ценника. После трансформации было много вопросов относительно экономических и геополитических последствий для России. Ответ лежал на поверхности – последствия будут сложными. И мы действительно многое потеряли.
Эксперты дают такие выкладки: Россия из-за выхода из соглашения ОПЕК+ потеряла от 100 до 150 млн долларов в день. Кстати говоря, ряд аналитиков приводят и более пессимистичные цифры.
Нефтяные регионы, безусловно, остались в проигрыше. Удмуртия прочувствовала «опэковское эхо» в виде сокращения объёмов добычи. В 2019 году показатель был на уровне 10,4 млн т, в 2020-м – 9,4 млн тонн. А мы же помним те времена, когда республика демонстрировала цифру в 11 млн тонн. Доходная часть бюджета недополучила в прошлом году, как минимум, 10 млрд рублей. Негативным «опэковским» последствием стало и то, что несколько месторождений Удмуртии оказались вне цикла разработки, скважины были попросту «заморожены».
Продлить жизнь удмуртской нефти
Конечно, есть и другие причины падения добычи. Новые разрабатываемые месторождения нельзя назвать высокодебитными. В целом в республике около 90% извлекаемых запасов относится к трудноизвлекаемым, а большая часть месторождений – к сложнопостроенным, с осложнёнными физико-геологическими условиями в продуктивных пластах. Многие месторождения характеризуются низким коэффициентом извлечения нефти, в основном он не превышает 10-20%. Средний дебит скважин низкопродуктивных месторождений редко превосходит цифру 10 т в сутки. И ещё одна трудность – высокая обводнённость пластов, на зрелых месторождениях показатель превышает 90%.
На мой взгляд, повышение темпов добычи реально. Например, за счёт такого механизма, как поисковые геологоразведочные и сейсморазведочные исследования. Сегодня власть почти не занимается этим вопросом. Раньше в регионе работала комиссия по разработке месторождений, были грамотные люди, занимавшиеся такими задачами, сейчас эти функции – в подвисшем состоянии. Ежегодные затраты на воспроизводство минерально-сырьевой базы углеводородного сырья – более 1 млрд руб., и почти вся эта сумма поступает от недропользователей. Поддерживать геофизические исследования нужно. Потенциал есть, степень разведки составляет в республике 67%.
Несмотря на то, что многие месторождения из-за длительной добычи истощены, запасы углеводородов в них всё ещё достаточны для продолжения эксплуатации. Обеспеченность запасами углеводородов Удмуртии при современном уровне их добычи и без открытия новых месторождений – 43 года.
Прирост запасов нефти сегодня не компенсирует объёмы отбора нефти. За 2001-2020 годы прирост запасов составил 148,5 млн т, а добыча – 201,8 млн тонн. Фактически имеет место «проедание» запасов месторождений, открытых в предыдущие десятилетия. Кратность восполнения запасов нефти за 20 лет составила 0,7, и только в семи случаях она была положительной.
Другая проблема – износ фондов в отрасли. И это при том, что в республике есть заводы, выпускающие оборудование для нефтяной промышленности. Нужна поддержка производителей, и они, в свою очередь, пойдут навстречу нефтяным компаниям, смогут предлагать более лояльные условия сотрудничества.
В целом уверен: для того чтобы не допустить серьёзного снижения объёмов добычи в республике, требуется – первое – вводить в разработку низкорентабельные запасы, второе – внедрять новые технологии и методы интенсификации добычи. И третье – проводить геологоразведочные работы.
С газом по пути
Несмотря на весь мой скептицизм относительно «зелёного» топлива, некий уход в альтернативу возможен. Но пока не впрямую. В республике, если мы говорим о нетрадиционных направлениях развития, найдено применение такого компонента углеводородов, как попутный газ. Однако и тут есть свои сложности.
Эксплуатируемые месторождения Удмуртии и большинство месторождений в центральной части России – это добыча тяжёлой, трудноизвлекаемой нефти с попутным нефтяным газом, непригодным для бытовых нужд. Тяжёлая и парафинистая нефть залегает в основном в Удмуртии и в Татарстане.
«Удмуртский» попутный нефтяной газ специфичен, в нём – значительное содержание азота (от 50 до 93%), также он имеет низкую калорийность (от 1200 до 6600 кКал/м3). Если содержание азота в попутном нефтяном газе от 85% и более, плюс наблюдается малый объём количества углеводородов, его использование даже для технологических нужд предприятий почти невозможно – здесь возникает проблема в обеспечении устойчивого горения.
Раньше по большей части такой попутный нефтяной газ сбрасывался на факельные установки с дожиганием природным газом либо рассеивался на свечах. Внедрение специальных газогорелочных устройств в топках путевых подогревателей и печах нагрева нефти, отдельно от основных газомазутных горелок ГМГ, работающих на природном газе, позволило использовать забалластированный попутно добываемый газ, при этом экономить природный, а также другие виды топлива.
Использование запатентованных методов утилизации позволило одной из нефтяных компаний региона достигнуть высокого уровня использования попутного газа (95%), сократить до разрешённого минимума выбросы ПНГ в атмосферу.
В развитие темы надо сказать, что в Удмуртии с 2015 года реализуется подпрограмма «Развитие рынка газомоторного топлива» государственной программы «Энергоэффективность и развитие энергетики в Удмуртской Республике». На территории региона на сегодняшний день эксплуатируется свыше 750 единиц транспортных средств, работающих на компримированном природном газе. Юрлица и индивидуальные предприниматели могут получить из регионального бюджета субсидии на переоборудование транспортных средств, использование природного газа (метана) в качестве моторного топлива.
В перспективе проекты перевода транспортных средств на природный газ планируется осуществить применительно к транспорту дорожно-коммунальных служб, сельскохозяйственной технике, а также к школьным автобусам.
Считаю, что всё это – реальные примеры того, как можно менять будущее энергетики, обеспечивать новый экономический и экологический эффект. Что касается более глобальной смены курса, идей «мира без нефти», ещё раз отмечу: футурологию никто не отменял. Да, возможно многое, но в реалистичном формате.
