В прошлых номерах журнала мы начали рассказ о том, как в далёкой древности заложились истоки формирования современной Удмуртии. Нами было установлено, в том числе и на конкретных археологических данных, что задолго до официально признанных событий на территории от Вятки до Камы уже было то, что можно назвать первыми шагами удмуртской государственности. Сегодня мы продолжим исследования.
Земля древних богов
Древняя история наших пространств стала интересовать учёных ещё с начала XVIII века, когда по удмуртскому северу проследовала экспедиция бывшего шведского офицера, потом военнопленного при Петре Первом, который был послан великим императором для исследования, в том числе, и Предуралья. Этим шведом, среди прочего, был составлен латинско-удмуртский словарь, сделаны зарисовки удмуртского быта и костюма и многое другое. В XIX веке эти исследования вышли на новый уровень. О Максимилиане Бухе, одном из представителей этой плеяды, и его удмуртских материалах мы уже рассказывали. Младшим современником этот учёного немца был священник Николай Николаевич Блинов (1861–1917), ставший, пожалуй, самым заметным исследователем наших пространств и народов, их населяющих. В 1898 году им была опубликована монография «Языческий культ вотяков», вызвавшая переполох не только в научных кругах, но и среди самых широких слоёв как местного, так и столичного умственного населения. Ряд идей этой работы актуален и сегодня. На них мы и остановимся, посмотрев, чем они реально подтверждаются (или нет).
Одним из главных умозаключений Блинова был вывод о том, что исконная религия удмуртов была ничем иным, как буддизмом, а сами они пришли в Прикамье из Индии.
«Буддизм вотяки приняли, – утверждал он, – когда ещё жили в Азии, поблизости Алтайских возвышенностей, не менее полутора тысяч лет назад. Буддизм, успешно распространявшийся в Индии до царя Асоки [Ашоки. – Ред.] (в III веке до Рожд.[ества] Хр.[истова]), к началу христианской эры были вытеснен из родины браминами и перенёсен через Гималаи в Тибет и Китай. В Монголии буддизм ввёл великий хан Хубилай. В Сибири он распространён у бурят и калмыков. Но метафизическое учение Будды – религия без Бога, без жертв и молитв, –смешавшись на севере с местными религиозными верованиями, сделалось неузнаваемым. Правда, сам Будда не восставал против богов народной веры; слившись с первобытными воззрениями почти дикарей, его учение, буддизм, восполняемый его последователями браминством – обрядностью древней религии Индии, – выродился в центральной Азии в грубое идолопоклонство. С браминством перешли из Индии на север многие браминские божества и смешались с туземными богами. Причём Будда тоже стали богом, главенствующим над всеми прочими. К вотякам с буддизмом, как учением, проникла и обрядность, и некоторые религиозные обычаи, с примитивным жречеством (с. 51).
С Блиновым в этом вопросе был согласен (хотя по другим высказывал прямо противоположные взгляды) и этнограф-священник Григорий Верещагин, который утверждал: «Защитник вотяков Идна-Батыр, переезжающий на своих конях с баснословной быстротой, подобно ветру, очень похож на индийского бога Индру» (с. 5) «Некоторые удские (удмуртские. – Ред.), –продолжает он, – племена задолго до нашей эры исповедовали браминскую веру… (с. 8)
Старобытными жителями Сибири были и арийские племена, вера которых была та, которую держали индийские маги. В числе этих арийских племен были и уды (вотяки).
Более того, в изыскании у удмуртов индийских корней Блинов нашёл даже кастовую систему: «Нельзя умолчать и о существовавших у древних вотяков кастах. Следы существования их особенно сохранились в жертвоприношениях, когда самая трудная и низкая работа поручается избранным по жребию парчасям, которые, пока не окончат своих обязанностей резаков жертвенных животных, остаются без угощения кумышкой и тем самым считаются как бы низкими.
Самыми высшими при жертвоприношениях считаются жрецы, которым каждая женщина-домохозяйка подносит стакан кумышки и затем уже только угощает других. Таким образом, пришедшие на жертвоприношение разделяются на касты. Последними считаются парчаси, какими считались в Индии парии (с. 21).
Верещагин только поправил его, отметив, что парчаси – это низшая каста у жрецов-браминов. Он же считал: «Самых древних божеств у вотяков немного; все они индийского происхождения».
Однако буддизм не признает ни варн, ни каст – это всё деления индуистские.
И ещё у него же: «бог Будда тоже переименован в Булду…; вероятно он служит богом огня; но это только предположение; может быть, ему приписываются другие свойства, но, как бы то ни было, а огонь многие из вотяков боготворят; так, например, клянутся огнём (тыл – понна)…».
Ну и умозаключение обоих: «Индра, индийский бог войны, он обратился у вотяков в героя сказаний: Идна-батыр. Его имени в Глазовском уезде посвящена деревня Иднакар. Он является защитником вотяков, переезжающим на своих конях с баснословной быстротой подобно ветру. Сюда же относится и бог разрушения Сири (индийский Сива. – Шива. – Ред.)…».
Идна—Батыр и Белый царь (из удмуртской сказки)
В современном прочтении Идна Батыр предстаёт героем достаточно мирным, который пришёл неизвестно откуда, сделал всем хорошо, но поссорился с Белым царем и сгинул:
«Идна Батыр жил в местности, где ныне находится деревня Иднакар. Из какого племени был Идна, из калмезов или ватка, неизвестно, только он был удмурт. Занятия Идны состояли в том, что он ежедневно ходил на охоту на золотых лыжах верст за 25. Ружья у него не было, охотился стрелами и ловил силками. Уходя из дома, брал прямо из печи горячий каравай хлеба и, уложивши его за пазуху, шёл на место охоты.
Будучи силён, Идна возгордился своею силой и захотел княжить над удмуртами в своей стороне. Но в то время эта земля принадлежала русскому царю. Царь рассердился на
Идна-Батыра и велел его поймать. У Идны было три лошади – вороная, саврасая и пегая. Необыкновенно сильные и выносливые лошади спасали Идну от преследователей. Они могли без остановки скакать по 100 вёрст с лишним. Зная это, преследователи старались узнать, куда он поедет, чтобы подкараулить его. Однажды, узнав дорогу, по которой должен был проезжать Идна, они подпилили мост через реку и сами засели в кустах. Когда Идна доехал до моста, то никак не мог принудить вороную лошадь идти по мосту, поэтому пересел на саврасую. Саврасая тоже не шла через мост. Идна пересел на пегую лошадь. Пегая тотчас понесла его через мост, но на середине провалилась вместе с всадником. Что было тут с Идной – неизвестно, утонул ли он или попался в руки врагов. Только, проваливаясь на мосту, он воскликнул: «Пегой вал – валтэм вал», то есть пегая лошадь только на безлошадье годна».
Что касается Будды и удмуртского буддизма. Верещагин и Блинов тут несколько путаются. Будда, Индра и прочие достойные стихии являются, конечно, представителями одной индуистской культуры, но вот только Будда предложил иные пути спасения – и для всех, уровняв людей в колесе сансары. И если он мог присутствовать у нас, как явление, в общем движении богов, демонов и пр., то только в ипостаси Бодхисатвы – одного из своих высших перерождений (а их было более 400), до того, как, собственно, и стал Буддой – пробуждённым.
За Индру и Идну – до дна!
Что ещё объединяет индуистов и удмуртов, так это особенности богослужения. Почему стал мил богам Индра? Он сумел добыть для них чудный напиток сома, уводящий в волшебные миры иллюзий и скрашивающий унылое божеское бытие. Технология, применённая Индрой, была проста: он ухватил за хвост гигантского змея (по одной из версий, имя ему было, как у удмуртской реки в Вавожских краях, Вала) и стал крутить его в водах Океана (пахтать, как назвали это легенды). От этого процесса и появилась волшебная пьянящая сома, столь любимая богами. Обидится Индра на товарищей по сверхъестественному бизнесу – перестаёт угощать их сомой, и начинается грусть у богов (очевидно, похмелье и им свойственно), и начинают они искать снова дружбы у Индры.
На земле у жрецов-брахманов (браминов) есть своя сома. Делается она путём перетирания растений-опиатов и смешения их с молоком и мёдом и активно применяется при различных процессах общения с потусторонними мирами и не только. Льётся она и в огонь, и внутрь себя. У удмуртов, судя по всему, сому заменила кумышка. Вот как описывается её применение:
вызывают желание
«Само собой разумеется, культ таких божеств неизвестен, но в общем все обряды почти одинаковы. Жрец перед воображаемым божеством стоит в шапке, причём в левой руке у него – древесная ветвь, а в правой или стакан с кумышкой, или же пиво. Перед началом молитвы он произносит с благоговением своё священное слово «остэ! остэ!», подобно тому, как брамины в Индии произносили «ом», держа в руке связку прутьев.
Летом в священной роще или в поле, среди группы деревьев, посвящённых имени бога Луда (Лудорвай, очевидно, отсюда. – Ред.), когда жертвы приносятся торжественно, друг друга угощают кумышкой и поют песни хором, гурен (гур по-санскритски), подобно арийским племенам в Индии, которые таким же образом молились в уединении лесов. Здесь, во время молитвы жреца, никаких криков, споров, перебранок не услышишь; всё идёт тут чинно, тихо; хотя и бывают хмельные, но из границ приличия никто не выходит, да на таких и внимания не обращают.
Итак, жертвоприношение идёт своим чередом. Жрец стоит перед жертвенником, на котором сжигаются части жертвы. Жертвенник – это куча золы, накопившаяся от жертв и дров, сожжённых за многие годы…
В прежние времена жертвоприношение вотские жрецы совершали в особых головных покрывалах, подобно тому, как древние брамины молились в войлочных тиарах. Один экземпляр головного убора жреца автор настоящей статьи имел сам. Это вязаный колпак, белый, конусообразной формы (с. 19).
Шива, Кама и другие
Есть на наших пространствах и товарищи Индры по сверхъестественной работе – это боги Кама и Шива. А также, по меньшей мере, и один супротивник – змей Вала (или Вал), с которым бился и Шива. Их имена носят, соответственно, наши реки Кама, Сива (у удмуртов, как и в японском языке, нет твердого звука «с», подобного русскому; отсюда «с» произносится как мягкое «ш») и Вала.
Все три обитателя наших пространств – Индра, Шива и Кама – связаны сложными лирическими и вытекающими из них отношениями. При этом они были родственниками (проще говоря, ипостасями-аватарами создателя Вселенной Вишну), как и предметы их страстей. Так известна легенда о том, как Шива испепелил Каму взглядом своего третьего глаза за то, что тот осмелился выстрелить в него своей стрелой, желая вызвать у Шивы любовь к Парвати, которая была ему и женой, и сестрой. Правда, впоследствии он лично возродил его из пепла. При этом Кама возродился в теле Прадьюмны, первого сына Кришны и Рукмини. В других толках Кама после сожжения Шивой стал частью бога Кришны. У нас же река Сива стала притоком Камы – так древние боги на земле Прикамской примирились окончательно.
Также есть множество древних текстов, в которых Индра наделяется большей частью человеческих пороков. Ему присущи затейливые «забавы» (читай – «Камасутру», где отражена только самая скромная часть из них). Достигая предмета своего вожделения, Индра хитёр, безжалостен и коварен.
И в завершение о том, где мог встречаться Идна-Батыр как одно из перерождений Индры и Будды. По одному из древних классических текстов, это конкретное место на севере, где соседствуют горы Сумеру и Юкагир (там и несёт свои воды божественная Индигирка):
«И как только этот злодей исчез с глаз Бодхисаттвы, огромная, простирающаяся на двести девяносто четыре тысячи поджан земля, которая выдерживала и тяжесть гор Сумеру и Юкагиры, и отвратительный запах человеческих нечистот, словно не смогла выдержать всех низменных качеств этого человека, треснула и разверзлась. Из трещины вырвалось пламя великого ада и как будто роскошной шерстяной тканью окутало этого предающего друзей человека, закружило и увлекло вниз». (Джатака о добродетельном слоне, с. 470.)
